В Новом Завете большинство греческих слов, использующихся в значении прощения, буквально означают «избавлять», «отпускать», «освобождаться».
Я с готовностью допускаю, что прощение само по себе несправедливо. Индуизм, со своей доктриной кармы, предлагает гораздо более удовлетворяющий смысл справедливости. Ученые, занимающиеся индуизмом, подсчитали с математической точностью, сколько времени заняло бы осуществление правосудия над человеком. Для возмездия, которое сбалансировало бы все земные ошибки, совершенные мной в этой и в будущих жизнях, потребовалось бы 6800000 воплощений.
Супружество дает мимолетное представление о том, как работает карма. Два упрямых человека живут вместе, действуют друг другу на нервы и увековечивают раздор эмоциональным перетягиванием каната.
— Я не верю, что ты могла забыть о дне рождения своей собственной матери, — говорит один.
— Подожди, разве не ты следишь за датами у нас в календаре?
— Не пытайся свалить всю вину на меня — это твоя мама.
— Да, но я только на прошлой неделе просила тебя, чтобы ты мне напомнил. Почему ты этого не сделал?
— Ты с ума сошла! это твоя родная мать. Ты не способна запомнить, когда у твоей матери день рождения?
— Почему я должна это делать? Это твоя задача — напоминать мне.
Этот бессмысленный диалог будет долго и нудно продолжаться хоть 6800000 кругов, пока наконец один из партнеров не скажет: стоп! я разрываю цепь. И единственная возможность сделать это — прощение: «Я виноват. Ты простишь меня?»
Слово «негодование» выражает то, что произойдет, если этот круг не разорвать. В английском языке оно буквально означает «чувствовать заново». Негодование цепляется за прошлое, переживает его снова и снова, сдирая только что образовавшиеся наросты, так что рана никогда не заживает. Такой принцип появился, без сомнения, вместе с самой первой парой людей на земле.
«Мысль обо всех их мелких ссорах, должно быть, не давала Адаму и Еве покоя все девятьсот лет, – писал Мартин Лютер. — Ева, наверно, говорила: ты ел яблоко, а Адам, вероятно, отвечал: ты дала его мне».
В своей книге «Любовь во время чумы» Гарсиа Маркес изображает брак, который распадается из-за куска мыла.
В обязанности жены входило содержать дом в чистоте, включая покупку полотенец, туалетной бумаги и мыла для ванной комнаты. Однажды она забыла положить новый кусок мыла. Недосмотр, по поводу которого ее муж отозвался преувеличенно едко («Я почти неделю мылся без мыла»), она никак не хотела признавать. И хотя выяснилось, что она действительно забыла положить свежий кусок мыла, на кону была ее гордость, и она не отступила. В течение следующих семи месяцев они спали в разных комнатах и не разговаривали друг с другом во время еды.
«Даже когда пришла безмятежная старость, – пишет Маркес, – они тщательно лелеяли свою обиду, ведь едва зажившие раны могут начать кровоточить снова, словно они нанесены вчера». Как кусок мыла может разрушить брак? Это происходит потому, что ни один из партнеров не хочет сказать: стоп! это не может так продолжаться; я виноват, прости меня».
В своих воспоминаниях о действительно разладившихся семейных отношениях в книге «Клуб обманщиков» Мэри Кэрр рассказывает о своем дяде из Техаса, который не развелся со своей женой, но не разговаривал с ней в течение сорока лет после ссоры, причиной которой стало то, сколько денег у него уходит на сахар.
Однажды он взял бензопилу и распилил их дом точно на две половины. Он заколотил место распила досками и переставил свою половину дома за небольшую группу чахлых сосенок на том же акре земли. Так оба, муж и жена, прожили остаток своих дней в отдельно стоящих друг от друга половинках дома.
Прощение предлагает выход из положения. Оно не поднимает все вопросы вины и справедливости. Часто оно явно избегает этих вопросов, но оно позволяет отношениям между людьми продолжиться с новой силой.
«Этим, – сказал Солженицын, – мы отличаемся от всех прочих животных. Не наша способность мыслить, а наша способность раскаиваться и прощать делает нас непохожими на них. Только люди способны совершить этот самый противоестественный поступок, который преодолевает безжалостный закон природы».
Если мы не будем преодолевать нашу природу, то останемся связанными теми людьми, которых не в состоянии простить. Они будут держать нас мертвой хваткой. Этот принцип верен даже если одна из сторон полностью невиновна, а другая полностью виновна, потому что пострадавшая сторона будет носить в себе свою рану, пока не смогут найти какой-нибудь выход, чтобы освободиться от нее.
Прощение оказывается единственным выходом. Оскар Хихуэлос написал резкий роман «Рождество мистера Ивеса» о человеке, которого душит горечь, пока он каким-то образом не находит в себе силы простить преступника из Латинской Америки, убившего его сына. Хотя сам Ивес не совершил ничего дурного, убийца несколько десятков лет держал его в эмоциональном заточении.
Иногда я даю волю своему воображению и представляю себе мир, в котором нет прощения. Что было бы, если бы каждый ребенок носил в себе обиду на своих родителей, и в каждой семье междоусобная вражда передавалась бы из поколения в поколение?
Я рассказывал об одной семье – о Дейзи, Маргарет и Майкле, и о вирусе неблагодати, которым они все заражены. Я знаю и уважаю каждого члена этой семьи и радуюсь общению со всеми ними. Тем не менее, несмотря на один и тот же генетический код, сегодня они не могут сидеть вместе в одной комнате. Все они обращались ко мне за поддержкой своей невиновности, но невиновные тоже страдают от последствий неблагодати.
«Я не хочу больше видеть тебя, пока я жива!» — кричала Маргарет своему сыну. Она получила, что хотела, и теперь страдает от этого каждый день. Я вижу боль в морщинах вокруг ее глаз, вижу, как напрягаются ее скулы всякий раз, когда я произношу имя Майкл.
Далее я фантазирую еще больше, представляя себе мир, в котором каждая бывшая колония испытывает зависть к бывшей империи. Каждая раса ненавидит все другие расы. Каждое племя стремится уничтожить своих врагов, словно все обиды в истории скапливаются независимо от нации, расы и племени.
Меня угнетает, когда я представляю себе такую сцену, потому что это выглядит очень похоже на ту ситуацию, которая складывается сейчас. Как сказал еврейский философ Ханна Арендт, «единственное средство против неотвратимости истории – это прощение. В противном случае мы окажемся в «ловушке безвозвратности».
Для меня не простить – значит запереть себя в прошлом без всякого шанса на перемену. Уступить контроль над ситуацией другому, моему врагу, и обрексти себя на страдания от последствий нанесенной обиды.
Мы прощаем не просто для того, чтобы следовать высшему закону нравственности; мы делаем это ради самих себя. Как замечает Льюис Смедес: «Первый и часто единственный человек, которому прощение приносит исцеление, это человек, который прощает...
Когда мы искренне прощаем, мы выпускаем узника на свободу и затем обнаруживаем, что узником, выпущенным на волю, были мы сами».
У библейского Иосифа, в сердце которого накипела заслуженная обида на его братьев, прощение вырвалось в форме слез и стенаний. Эти слезы, подобно слезам ребенка, были вестниками свободы, и благодаря им Иосиф в итоге обрел свою свободу. Он назвал своего сына Манассия, «потому что (говорил он) Бог дал мне забыть все несчастья мои и весь дом отца моего». Единственное, что дается труднее, чем прощение, это его альтернатива.
Другая великая сила прощения заключается в том, что оно может ослабить мертвую хватку, которой вина держит злоумышленника.
Вина делает свою разрушительную работу даже если она уже вытеснена из сознания. В 1993 году один из членов Ку Клукс клана, по имени Генри Александр, признался своей жене в следующем. В 1957 году он и еще несколько членов клана вытащили темнокожего водителя грузовика из кабины, отволокли его на пустынный мост, возвышавшийся над быстрым потоком реки, и сбросили его, кричащего, навстречу его смерти.
Александр предстал перед судом в 1976 году (почти двадцать лет ушло на то, чтобы довести дело до судебного процесса), был признан невиновным и оправдан белыми судьями. В течение тридцати шести лет он настаивал на своей невиновности, вплоть до того дня в 1993 году, когда он сказал правду своей жене: «Я даже не знаю, что мне уготовано Богом. Я даже не знаю, как молиться за себя». Несколько дней спустя он умер.
Жена Александра написала письмо с извинениями вдове чернокожего водителя, письмо, которое затем было опубликовано в «Нью-Йорк Тайм». «Генри прожил в атмосфере лжи всю свою жизнь, и заставил и меня жить так же», — писала она. Все эти годы она верила заявлениям своего мужа, что он невиновен.
Он ни одним жестом не выказал своего раскаяния вплоть до последних дней своей жизни, когда было слишком поздно попытаться добиться публичной реституции. Однако он не смог унести ужасную тайну своей вины в могилу. После тридцати шести лет ревностного отрицания своей вины он все же нуждался в освобождении, которое могло принести ему только прощение.
Приговоренный к девятнадцати годам тяжелых каторжных работ за то, что украл хлеб, Жан Вальжан постепенно становится закоренелым преступником. Никто не может превзойти его в кулачном бою. Никто не может сломить его волю. Наконец Вальжан заслужил свое освобождение.
Однако преступники в те дни вынуждены были носить опознавательные знаки, и ни один хозяин не хотел пускать такого опасного молодчика на ночлег. Четыре дня он странствовал по проселочным дорогам, ища прибежища, которое защитит его от непогоды, и наконец добрый священник сжалился над ним.
В ту ночь Жан Вальжан тихо лежал в своей сверхуютной постели до тех пор, пока священник и его сестра не ушли спать. Он поднялся с кровати, украл найденное им в шкафу семейное серебро и выбрался в ночь. На следующее утро трое полицейских, схватившие Вальжана, постучали в дверь священника. Они поймали преступника, хотевшего бежать с краденым серебром, и уже были готовы заковать негодяя в кандалы на всю оставшуюся жизнь.
Священник сказал в ответ то, чего никто, в особенности Жан Вальжан, не ожидал. «Ну, наконец-то! — закричал он при виде Вальжана. — Рад вас видеть! Вы что, забыли, что я подарил вам эти подсвечники? Там еще есть серебро, и они стоят добрых двести франков. Вы забыли их взять!»
Глаза Жана Вальжана округлились от удивления. Теперь он смотрел на старика с таким выражением, которое нельзя было выразить словами. Священник объяснил полицейским, что Вальжан не был вором: «Серебро подарил ему я».
Когда жандармы ушли, епископ протянул подсвечники своему гостю, который теперь ничего не говорил и весь дрожал. «Не забывайте, никогда не забывайте, – сказал священник, – что вы обещали мне использовать эти деньги на то, чтобы стать порядочным человеком».
Сила, заключенная в поступке священника, отрицающего всякий человеческий инстинкт мщения, навсегда изменила жизнь Жана Вальжана. Встреча с прощением, таким, как оно есть – особенно после того, как он никогда не раскаивался, – расплавила гранитные бастионы его души. Он сохранил подсвечники как память о благодати, и с этого момента сосредоточился на помощи другим людям, попавшим в беду.
Прощение – незаслуженное, не заработанное – может обрезать веревки, и давящее бремя вины спадет. Новый Завет показывает воскресшего Иисуса, который за руку проводит Петра через троекратный обряд прощения. Петру не нужно нести вину через всю свою жизнь с пристыженным лицом человека, который отрекся от Сына Божия. О, нет! На спинах таких преображенных грешников Христос заложит свою церковь.
Прощение разрывает круг позора и ослабляет мертвую хватку вины. Оно дополняет их характерным соединением, в котором прощающий встает на сторону того, кто причинил ему зло. Благодаря этому мы понимаем, что не настолько отличаемся от совершившего дурной поступок, как нам бы хотелось думать. «Я тоже на самом деле не такая, какой я себе кажусь. Прощение – значит осознание этого», – сказала Симона Вейл.
В книге «Искусство прощения» Льюис Смедес чрезвычайно точно подмечает, что Библия изображает Бога проходящим через последовательные стадии. Он прощает так же, как это делает большинство из нас, людей. Во-первых, Бог снова обнаруживает человечность в том, кто причинил Ему зло, устраняя барьер, созданный грехом.
Во-вторых, Бог отказывается от Своего права расплатиться с человеком за все, предпочитая вместо этого нести расплату в Своем собственном теле. Наконец, Бог подвергает пересмотру те чувства, которые Он испытывает по отношению к нам, находя способ судить нас таким образом, что, глядя на нас, Он видит своих собственных приемных детей, в которых воссоздан Его божественный образ.
Благодатное чудо Божьего прощения стало возможным благодаря той связи, которая появилась, когда Бог сошел на землю во Христе. Каким-то образом Бог должен был прийти к соглашению с теми существами, которых Он отчаянно желал любить – но как это сделать?
Послание к Евреям делает понятным это таинство воплощения: «Ибо мы имеем не такого первосвященника, который не может сострадать нам в немощах наших, но Который, подобно нам, искушен во всем, кроме греха».
Второе послание Коринфянам идет еще дальше: «Ибо не знавшего греха он сделал для нас жертвою за грех» (дословно: сделал грехом за нас). Нельзя выразить это более ясно. Бог перебросил мост через пропасть. Он использовал все способы, чтобы поставить себя на наше место. И благодаря тому, что Он это сделал, Иисус может представить Отцу нашу жизнь. Он был здесь. Он понимает.
Oдна из Eго последних фраз перед смертью была: «Прости им». Римским солдатам, религиозным лидерам, ученикам, которые скрылись во мраке, тебе, мне – всем: «Отче, прости им, ибо не знают, что делают». Только став человеком, Сын Божий мог воистину сказать: «Они не знают, что делают».
Филипп Янси