Чаще всего о «свободе» говорят как о свободе в политическом смысле, свободе от тирании и угнетения со стороны других людей. Библия же начинает рассказ о свободе на наиболее простом уровне.

Бог Библии – это освободитель, причем освободитель в прямом и буквальном смысле. Десять заповедей начинаются с торжественного провозглашения: «Я Господь, Бог твой, Который вывел тебя из земли Египетской, из дома рабства» (Исх. 20:2). Бог выводит Свой народ из рабства, вполне буквального рабства, в котором евреи пребывали в Египте, сломив упорство угнетателей грозными чудесами и знамениями.

Невозможно переоценить влияние, которое история Исхода оказала на формирование сознания христианского мира. Некоторые вещи, которые сейчас кажутся нам само собой разумеющимися, выглядели довольно странно в те времена.

Бог, который становится на сторону рабов, на сторону угнетенных, на сторону бессильных – против сильных мира сего, – это было для современников странной, непонятной и даже возмутительной новостью.

Боги язычников символизировали силу, могущество, победу; они были ближе к господствующим, царствующим слоям человеческого общества, – и дальше всего от угнетенных и рабов.

Но Бог закона и пророков раз за разом оборачивается против сильных и славных, и выступает на стороне бессильных и безвестных. «Вот пост, который Я избрал: разреши оковы неправды, развяжи узы ярма, и угнетенных отпусти на свободу, и расторгни всякое ярмо» (Ис 58:6).

Неслучайно восприятие свободы как универсальной ценности сложилось именно в христианском мире. И даже те, кто восставал и против церкви, и против веры в Бога вообще, думая, что обретут этим бóльшую свободу, сознательно или нет апеллировали к библейским образам.

Многие движения, выступавшие против угнетения, носили отчетливо религиозный характер, будь то аболиционисты, выступающие за отмену рабства чернокожих, или движение за гражданские права в США в 1960­е годы, которое возглавлялось баптистским служителем Мартином Лютером Кингом.

Но в европейской истории сложилось и другое понимание свободы – свободы не только оторванной от своих библейских оснований, но и прямо восстающей против веры в Бога. Впервые это движение заявило о себе во Франции конца XVIII века, где ряд известных мыслителей стали воспринимать церковь как опору королевской власти и источник угнетения, от которого надо было избавиться ради того, чтобы построить новую жизнь на началах разума, свободы и братства.

Как писал в своих «Размышлениях о революции во Франции» британский мыслитель Эдмунд Берк: «Что такое свобода без мудрости и добродетели? Это величайшее из всех возможных зол; это безрассудство, порок и безумие, не поддающиеся обузданию».

С тех пор мир пережил еще ряд кровавых революций, и одна из самых страшных произошла в России. Провозглашались лозунги свободы, равенства, братства, обещалась свобода от угнетения, люди воодушевлялись мечтами о дивном новом мире, но почему-то все это кончалось резней и установлением такой тирании, что по сравнению с ней низвергнутый революцией режим оказывался образцом свободы.

Свобода от внешних стеснений, если ее обретает человек, лишенный внутренних принципов, оборачивается бедой. Поэтому свобода, о которой говорит Библия, это нечто гораздо большее, чем просто свобода от угнетения со стороны других людей.

Мы можем представить себе разбойника, который гуляет на свободе, – он должен опасаться властей, но, с другой стороны, никто ему не господин, он не вынужден тяжело вкалывать на какого-нибудь хозяина, он может направляться куда хочет.

И вот этого человека поймали, связали и бросили в темницу. Сохраняет ли он свободу? Очевидно нет. Толстые каменные стены, железные решетки и суровая стража стоят между ним и вольным воздухом.

Свободен ли этот человек? Сам вопрос может показаться издевательским. Но это вполне осмысленный вопрос, и на него существует точный ответ. Человек, который не может пошевелиться, тем не менее свободен принять самое важное решение в своей жизни.

Мы читаем об этом человеке в Евангелии от Луки: «Один из повешенных злодеев злословил Его и говорил: если Ты Христос, спаси Себя и нас. Другой же, напротив, унимал его и говорил: или ты не боишься Бога, когда и сам осужден на то же? И мы осуждены справедливо, потому что достойное по делам нашим приняли, а Он ничего худого не сделал. И сказал Иисусу: помяни меня, Господи, когда придешь в Царствие Твое! И сказал ему Иисус: истинно говорю тебе, ныне же будешь со Мною в раю» (Лк. 23:39­43).

Существует свобода, которую ничто не может у нас отнять, – в любых обстоятельствах у нас есть выбор. Узник может озлобиться – или покаяться; человек, прикованный к инвалидному креслу, может исполниться горечи, обиды и ненависти ко всему миру, – а может обратиться к Богу и стать источником поддержки и утешения для окружающих его здоровых людей.

Обстоятельства ставят нас перед выбором, но не они определяют, что мы выберем. Это всегда определяем мы сами. Кажется, свобода выбора – это самоочевидный, непосредственно переживаемый нами опыт; тем не менее все мы склонны ее отрицать.

Книги Бытия содержит удивительно глубокий и точный рассказ о грехе – первом грехе, но вместе с тем грехе вообще. «Не ел ли ты от дерева, от которого Я запретил тебе есть?» – спрашивает Бог у Адама. Кажется, можно дать только два ответа: «да, я ел» или: «нет, я не ел». Но Адам сказал: «Жена, которую Ты мне дал, она дала мне от дерева, и я ел» (Быт 3:11,12). В том, что Адам нарушил заповедь, виновата жена – и косвенно Бог, который ему эту жену привел.

Адам совершил сознательный выбор – съел запретный плод. Но он говорит, что это выбор не его, что он определен кем-то или чем-то другим, – женой, змеем, Богом, только не им, бедным Адамом.

С тех пор прошло очень много времени, но отношение людей к своей жизни остается тем же: мы склонны утверждать, что наши поступки определяются кем-то другим. Мы приходим в ярость потому, что другие люди нас злят; грешим потому, что другие люди вводят нас в соблазн; ненавидим ближнего своего потому, что он такой мерзавец, что мы не можем его не ненавидеть.

Наши поступки вынуждены окружающими нас обстоятельствами – погодой, страной, в которой мы живем, генами, чем угодно еще – исключая наше личное произволение. Мы не виноваты – виноват кто-то другой, или, возможно, это всех устраивает – мать-природа.

Почему мы так жаждем сложить с себя ответственность? Ведь это чудовищно глупо и разрушительно с чисто земной, практической точки зрения. Отказываясь признавать свои поступки полностью своими, мы утрачиваем контроль над своей жизнью.

Кто оказывается автором книги нашей жизни, если не мы сами? Другие люди, обстоятельства, наши собственные внутренние импульсы, которые мы даже не пытаемся контролировать. На капитанском мостике нашей жизни оказывается всякий прохожий, наш руль поворачивает всякий случайный порыв ветра, всякая чайка, присевшая на него передохнуть.

Что будет с нашей жизнью? Ничего хорошего. В лучшем случае она будет просто пустой и жалкой – мы ничего не достигнем и ничего не обретем. В худшем – мы просто разобьемся о рифы алкоголизма, наркомании или закончим наши дни в тюрьме.

В самом деле, что объединяет людей, потерпевших жизненное крушение? Их вера в то, что их жизнь и их поступки определяются кем-то другим. Они запили, так как окружающие относятся к ним по-свински; бросили семью, потому что домашние «никогда их не понимали»; совершили преступление, потому, что их довели или вынудили.

Даже для того, чтобы на чисто мирском, посюстороннем уровне привести свою жизнь в порядок, надо признать, что мы свободны в том смысле, что сами принимаем решения и сами несем за них ответственность.

Но в чем причина такого нелепого поведения? От чего такого страшного люди пытаются спастись, прибегая к столь пагубной лжи?

Люди могут отрицать и реальность объективного закона, и реальность нашего свободного выбора; но это такое шило, которого в мешке не утаишь. В действительности мы все глубоко верим в то и другое, и это видно из нашей склонности осуждать других людей.

Как пишет апостол Павел: «Итак, не извинителен ты, всякий человек, судящий другого, ибо тем же судом, каким судишь другого, осуждаешь себя, потому что, судя другого, делаешь то же» (Рим 2:1).

Порицая кого-то, мы тем самым уже признаем, что он совершил свободный выбор, и этот выбор неправилен. В его воле было нарушать нравственный закон или соблюсти его, и он его нарушил; именно это делает его виновным и достойным осуждения.

Но чтобы закон делал его виновным, это должен быть объективный закон, который мы все обязаны соблюдать независимо от того, признаем мы его или нет. Упрекая кого-то в аморальности, мы тем самым утверждаем реальность такой вещи, как мораль, которой другой человек обязан был придерживаться.

Но, говорит апостол, раз такой закон существует, – и мы сами признаем это в отношении других людей, – то он существует и в отношении нас самих. Нас самих могут потребовать – и потребуют к ответу за его нарушение.

За законом стоит Законодатель и Судия, которому нам надлежит дать отчет. Перспектива возможного осуждения пугает нас – как Адама. И как Адам, мы пытаемся смягчить наш страх, перекладывая вину на других или придумывая себе сложные системы самооправданий.

Признание того, что мы сами авторы своих поступков, ставит нас перед неприятным фактом: мы совершили в своей жизни много дурного, и нам нечего сказать в свою защиту. Человек изначально сотворен свободным – и злоупотребил своей свободной волей, чтобы сделаться весьма испорченным.

Христос приходит, чтобы спасти нас от этой порчи. Но почему для этого понадобилась Голгофа? Почему Бог не может просто взять и отменить последствия наших грехов? Потому что Бог наделяет нас реальной свободой выбора с реальными последствиями.

Наш выбор нельзя просто взять и отменить – это означало бы, что Его дар свободы с самого начала был бы недействительным. Бог поступает по-другому – Он нисходит к нам и становится человеком в лице Иисуса Христа, чтобы умереть за наши грехи.

Он сам сказал на тайной вечере: «Сие есть кровь Моя нового завета, за многих изливаемая во оставление грехов» (Мф 26:28). Это прощение грехов обретает каждый, кто прибегает к Нему с покаянием и верой; но свобода, которую приносит Христос, это не только свобода от вины за грехи.

Представьте себе наркомана, который совершил преступление, пытаясь добыть денег на очередную дозу; и если только освободить его от осуждения, не излечив его порока, через короткое время он преступит закон опять.

Так и грешный человек нуждается не только в прощении, но и глубокой внутренней перемене, которая освободит его от тяги ко греху. Поэтому апостолы говорят о свободе в более глубоком смысле: свободе от греха, свободе для праведности, свободе соответствовать подлинному благу и предназначению человека.

В отсутствие внешних стеснений человек может делать то, что он хочет – но чего он хочет? Мы одновременно хотим разных вещей, и часто наши собственные желания сковывают нас гораздо сильнее, чем тюрьмa и цепи.

Неспособность жить так, как мы должны, – и так, как мы в минуты просветления хотим, – составляет то горькое рабство, о котором Господь говорит: «Всякий, делающий грех, есть раб греха» (Ин. 8:34).

Гневливый человек не свободен сохранять спокойствие; блудник не свободен сохранять верность; алчный человек не распоряжается деньгами, но терпит, что деньги распоряжаются им. Так любой грех говорит о том, что наша человеческая природа ущербна, недостаточна, больна.

И Христос приносит нам новую жизнь, которая меняет нас изнутри. Этот процесс обретения подлинной свободы не будет ни легким, ни гладким. Бог имеет дело не с пластилином, а со свободными личностями, которые продолжают падать и ошибаться, но если мы последуем за Ним, Христос приведет нас к той вечной и блаженной жизни, для которой Он нас создал.

Бог делает абсолютно все, что можно, для спасения каждого человека, – и крест Христов напоминает об этом. Но человек может сказать «нет» – и отказаться от предложенного ему дара. Он может отказаться войти в дверь, куда его настойчиво приглашают, – и остаться за дверью.

Иногда говорят, что Бог слишком благ, чтобы оставить кого-либо за дверью, – и это, конечно, правда. Бог примет и самого последнего грешника, но даже Бог ничего не может сделать с теми, кто отказывается быть принятым. Он хочет, чтобы мы оставались до конца свободными. Это только наш выбор. И наша ответственность – говорим мы да или нет, отзываемся на зов или отказываемся прийти.

Дверь Его дома открыта; ничто и никто не может помешать нам войти – как тому благоразумному разбойнику. Но никто не может сделать это за нас.

Сергей Худиев