На постели лежал богатый и учёный старец. В один из очередных к нему визитов доктора он заметил на его лице тревогу. Ухватившись за руку врача, больной с волнением спросил: «Скажите, доктор, прямо: близок мой конец?»

– Да, несколько суток… – был ответ.

– Благодарю вас – сказал умирающий, и обратился к плачущей дочери: «Послушай, Марфа, сейчас же телеграфируй Петру, чтобы немедленно приехал домой». Пётр был единственным сыном и гордостью старика. Пётр окончил блестяще богословский факультет и ожидал скорого назначения на церковную кафедру в столицу.

Поздно вечером Пётр приехал. С испугом он увидел на лице отца признаки приближающейся смерти. Он склонился над умирающим, чтобы поцеловать, и нечаянно уронил слезу на лицо отца. «О, нет, мой сын! Не нужно печали. Я вызвал тебя как пастора. Во всё время болезни я мечтал о том, что мой собственный сын приготовит меня к отходу в вечность. Сядь рядом у кровати и скажи что-нибудь утешительное для души моей, ибо смотрю теперь в лицо смерти, а там… меня ждёт суд!»

С большим усилием сын сел у кровати. Взял руку отца и заговорил тихим, нежным голосом: «Дорогой мой отец! Скоро ты потеряешь всякое ощущение боли и страданий; великий мир окружит тебя, как звуки органа. Самосознание исчезнет, когда сольёшься с духом вселенной. Да утешит тебя теперь мысль, что мы тебя любим, и что ты всегда честно исполнял свой долг. Никогда не забудем твоей любви, направившей нас к истине, к чести, к человеколюбию…»

«Пётр! – слабо воскликнул отец, с отчаянием на лице, задыхаясь, – остановись, Пётр! Это твоя собственная мудрость; для чего изучал ты богословие? Я знаю сам твёрдо, что не исчезну с моим истлевающим телом. Никогда ещё мне не было так ясно, как в эти самые дни приближения моего к смерти! Как никогда раньше, мне понятно теперь, что я должен буду предстать перед Святым Богом, Который судит не по-человечески. Вместо утешения, ты ещё больше удручаешь душу мою. Если ты не в силах сказать отцу твоему нечто нужное, дай место другому – позови сейчас же местного пастора. Я хоть и не особенно уважаю его, но, по крайней мере, знаю, что он верующий; он сможет, думаю, облегчить душу мою».

Пётр побледнел и молчал. Он увидел, что его богословие – здание без фундамента. Нечем было утешить отца. Вспомнил он в этот момент мать, благословенно ушедшую в вечность; вспомнилась её молитва и вера. Он изменился в последних классах гимназии. К неверию привели его произведения либеральных профессоров. Его теперешнее утешение отец назвал пустословием! В комнате водворилась гнетущая тишина.

Ослабевший отец ещё раз спросил – «Неужели не одного слова утешения, Пётр?»

Но вот медленно-медленно Пётр стал произносить: «Ибо так возлюбил Бог мир, что отдал Сына Своего Единородного, дабы всякий верующий в Него не погиб, но имел жизнь вечную». Голос Петра был будто чужой для него самого. Жизнь засветилась в потухших глазах отца! «О, если бы, действительно, это было так! Если бы это была истина, в которую ты верил бы и сам!»

Вдруг Пётр почувствовал, что эта, умершая в его душе истина, исходит из глубины сердца. Он выпрямился – будто верёвки спали с его тела. С глубоким волнением, он ещё раз произнёс эти слова, и, казалось, в душе зазвонили небесные колокола.

– Твоя ли это истина, Пётр? – спросил отец.

– Да, дорогой отец, это теперь моя святейшая истина! Иисус умер за меня и за тебя. Он любит тебя, Он спасёт тебя в сию минуту!

Вздыхая, отец исповедал свои грехи. Радость Петра росла. Исчез страх у умирающего; Пётр пал на колени и в молитве исповедал, что он обрёл веру в Спасителя.

Ранним утром почил отец как спасённый грешник. Пётр закрыл глаза усопшему и остался надолго в комнате, размышляя о чудном своём обращении к Господу.

С тех пор Пётр возвещает полное спасение в Крови Агнца Божия, Который превращает грешника в нового человека.

Г. А. Генни