Рассказ написан на основе реальных событий, имевших место в СССР, в конце 60­-х гг.

Где таинство Сыновнего распятья
Сам Бог Отец незримо сторожит...
Есть некий свет, что тьма не сокрушит.
   И.А. Бунин

Снежный буран начался внезапно, как это часто случается в Сибири: небо вдруг потемнело, подул сильный ветер, и тихо падающий снег закружился с бешеной скоростью. Уже через пять минут узкая проселочная дорога, по которой беззаботно шли из школы  в соседнюю деревню двенадцатилетняя Настя Зайцева и ее семилетний брат Вася, стала совершенно неразличимой.

– Ой, что теперь будет? – встревоженно подумала Настя, худенькая большеглазая девочка в узком бесцветном пальтишке и теплом мамином платке на голове, и испуганно сжала руку брата. Вслух, однако, уверенным голосом сказала: – Ничего не бойся, скоро придем домой!

– А я и не боюсь, – храбро отозвался маленький Вася, одетый в коротковатую цигейковую шубу и шапку ушанку, прикрывая от колючего ветра лицо варежкой, – подумаешь, снег!

До Суворовки, где жили дети и где не было собственной школы, оставалось идти не более двух-трёх километров. Вот только в какую сторону идти? Настя беззвучно помолилась и дальше двинулась наугад. Лишь бы только не стоять на одном месте, не замерзнуть, не испугать брата своим видом, что она сама совсем не знает дороги... Следы, оставляемые детскими валенками на снегу, тут же безжалостно заносились поземкой.

Классный руководитель был сегодня к Насте особенно строг. Отвечая у доски, девочка смешалась и не смогла раскрыть всех преимуществ социалистического образа жизни, вразумительно объяснить, что же такое коллективизм и взаимопомощь советских людей. Клавдия Федоровна, учительница с большим партийным стажем, нахмурив брови, поставила Насте «слабенькую тройку», желчно заметив при этом, что религиозные люди никогда не отличались ни особым дружелюбием, ни усердием в учебе, им бы только молиться... Одноклассники Насти весело поддержали свою учительницу и от души посмеялись над такой отсталостью.

Зайцевы действительно жили в верующей семье. В Суворовке издавна существовала небольшая христианская община, руководил которой сначала дед, а затем отец Насти и Васи. Местные власти однажды попытались запретить их домашние богослужения, угрожая выслать всех верующих из деревни. Но куда в России сошлешь дальше Сибири? А работниками совхоза Зайцевы были каких еще поискать. Потому начальство и смотрело на их веру сквозь пальцы; не тронуло даже в начале бурных шестидесятых, когда до светлого коммунистического будущего, казалось, уже было рукой подать.

Дети долго шли по заснеженному полю, все глубже проваливаясь в рыхлые нескончаемые сугробы, не видя перед собой почти ничего.

– Настя! Настенька, мне холодно! – наконец стал хныкать Вася. – Где же наш дом?

– Потерпи немножко, уже близко! – утешала его сестра, со страхом чувствуя, как сама тоже замерзает.

Стало смеркаться. Буран не унимался. Вася уже не стеснялся слез и плакал навзрыд. Его щеки при этом покрывались ледяной коркой, которую он с трудом отдирал рукавом шубы. Настя, освобождая ресницы от налипшего снега, отчаянно всматривалась вдаль, не покажутся ли где огоньки деревни. Неожиданно прямо перед ними, словно из-­под земли, вырос невысокий, но пышный, припорошенный снежной шапкой стог сена.

– Скорее, Васятка, забирайся внутрь, там согреемся! – обрадованно воскликнула Настя, и дети окоченевшими руками стали разгребать сено.

Кое-­как устроившись внутри стога, еще пахнущего летним лугом, Настя и Вася тесно прижались друг к другу и, дрожа от холода, долго слушали, как снаружи завывает вьюга.

– Настя, а папа с мамой нас скоро отыщут? – устав хныкать, убирая щекочущие травинки с лица, с надеждой в голосе спросил Вася.

–Утром они обязательно сюда придут! – успокоила его сестра. – Вот только буран стихнет.

– Настя, а Бог нас сейчас видит? – Васе было немного страшно в темноте.

– Конечно видит, – твердо ответила Настя, – Он же всевидящий.

– Это хорошо, – задумчиво прошептал мальчик, – значит, я не умру!

– Конечно не умрешь! – с горячностью поддержала его сестра, приподнявшись на своем месте. – Ты скоро вырастешь и станешь у нас лучшим работником, таким же, как папа...

– А ты, Настя, кем ты будешь тогда? – с необъяснимой тревогой в голосе спросил младший брат.

Настя, захваченная внезапной мыслью, ответила не сразу. Несколькими быстрыми движениями рук она проделала узкое отверстие наружу и выглянула в него, как в оконце. На прояснившемся небе зажегся яркий месяц, и вслед за ним выступили бесчисленные хороводы звезд. Ветер почти затих, но теперь пришла другая напасть – мороз явно усиливался. Девочка робко выбралась из стога сена и на онемевших от холода ногах обошла его кругом, внимательно глядя по сторонам. Огней нигде не было видно. Тогда Настя, беззвучно взывая к безмолвным небесам, забралась обратно к Васе и решительно сказала, расстегивая свое пальто:

– А ну, надевай сверху мое пальто и платок! Что-­то мне жарко стало.

Мальчик недоверчиво посмотрел на сестру.

– Я тут замерз совсем, а ты говоришь «жарко» …

Но Настя уже заботливо укрывала его своим стареньким пальто и укутывала толстым маминым платком.

– А как же ты? – Вася опять заплакал, одновременно чувствуя первые за весь бесконечный день приливы тепла.

–Ты спросил, кем я стану, когда ты вырастешь... — Настин голос зазвучал с непонятной мальчику радостью. – Хорошо, скажу: я буду ангелом.

– Настя! – закричал Вася. – Не уходи от меня, я боюсь оставаться один!

– Не бойся, я буду тут совсем близко от тебя, в двух шагах... Только мне нужно помолиться одной.

Сказав это, девочка вновь выбралась наружу.

Утром детей нашли двое пожилых односельчан. Они не могли сдержать слез и тут же позвали онемевших от горя родителей, которые были уже неподалеку, в соседней поисковой группе. Вася Зайцев спокойно спал, согревшись под теплой одеждой в стоге сена. Настя же, в одной тонкой кофточке и юбке, так и осталась стоять на коленях, а на ее бледном лице навсегда застыла поразившая всех улыбка.

«Зачем она это сделала, глупенькая? – с плохо скрываемой досадой говорили некоторые. – Если мальчик согрелся в сене, то не замерзли бы и оба...» Однако затем среди жителей Суворовки возобладало другое мнение. «А ведь эта девочка была святая! – воскликнул однажды кто-то из посетивших село духовных лиц, внимательно выслушав историю о Насте и взволнованно вытирая слезы. – Ведь главное – это то, что было у нее на сердце во время сурового испытания – ее стремление спасти маленького брата...

Кто сказал, что святые люди непременно должны быть семи пядей во лбу? Скорее, наоборот, весьма многие из них в глазах современников выглядели непрактичными и даже недостаточно сообразительными.

И вот уже многие односельчане, даже самые неверующие из них, вспоминая о Насте, с некоторых пор стали вдруг повторять слова из забытого в стране Евангелия: «Нет больше той любви, как если кто положит душу свою за друзей» ...

Константин Прохоров