Вера Петровна получила на почте посылку. Та оказалась не очень большой, нести было легко, и домой она отправилась пешком. Ей не терпелось попробовать содержимое посылочного ящика, но если б кто-­то спросил, что там, Вера Петровна вряд ли решилась бы ответить. В ящике была самая обыкновенная картошка. Посылку эту она получила от сына.

Ветер ласково трепал ее седые волосы, в воздухе пахло осенними листьями; они шелестели у нее под ногами. Вера Петровна шла по безлюдной улочке, и постепенно все ее существо охватили воспоминания почти пятидесятилетней давности...

Ей было всего двенадцать лет, когда погиб на войне отец. Мама, которая носила под сердцем четвертого ребенка, получив известие о гибели отца, часами сидела на лавке возле дома, забыв обо всем: о детях, о войне, о голоде. От горя она почти оглохла. Так продолжалось не один день, пока в доме совсем нечего стало есть.

Однажды, когда она так безучастно сидела на лавке, к ней подошли трое знакомых мужчин. Они пришли специально, чтобы поговорить с мамой. ''Люба, – взял ее за руку один из них, – мы понимаем твое горе. Но ведь ты же знаешь, что все в руках Божьих. Он видит твои скорби. Бог дал вам с Петей детей, и твой муж не ушел бесследно. Посмотри, как они похожи на своего отца! Ты должна жить ради них''. Мама подняла на мужчин чуть посветлевшие глаза: ''У меня нет ни еды, ни денег. Я не знаю, чем накормить детей''.

Вечером они принесли маме большой тюк нечесаной шерсти, дали немного денег, и она начала прясть, а потом вязать. Теперь мама дни и ночи проводила за работой. Ей жалко было жечь керосин, и, когда засыпали дети, она гасила лампу и вязала до самого рассвета в темноте. Под утро, прикорнув ненадолго, мама шла доить корову, которую ей помогли купить друзья. Так начиналась каждодневная круговерть домашних дел.

В молитвах и труде постепенно оттаяла ее замерзшая душа. А когда родилась маленькая Надюша, мама даже немного повеселела.

...Вера Петровна остановилась, чтобы передохнуть и поменять руку. Она прошла уже половину пути, но за воспоминаниями не замечала дороги. Перед ее глазами стоял утренний лес, по которому тогда она, еще совсем подросток, спешила на Попов хутор, где маме дали корчевку. Корчевка – это часть леса, которую нужно было очистить своими руками от пней и кустарника, чтобы затем посадить там картошку.

Братья, которых мама тогда брала с собой, были еще малы, и Вера Петровна, которая тогда еще была просто Верой, как старшая, большую часть работы брала на себя. Она жалела сильно ослабевшую и быстро устававшую мать.

Ночами Вера часто не могла уснуть, потому что слышала стук спиц, которыми мама вязала носки и варежки для продажи. Поэтому она всякий раз заставляла себя вставать, когда мама тихонько гладила ее волосы, будила, чтобы затемно выйти из дому. Ведь до корчевки они добирались 5-­6 часов. Сколько земли перевернули детские руки двенадцатилетней Веры! Сколько сил нужно было ей, чтобы полоть и окучивать взошедшую картошку! Сколько пота проливали они с мамой, пока картошка была выкопана!

Часто им приходилось оставаться ночевать в поле. Мама разводила костер у маленького шалаша и пекла на нем самые красивые картофелины. Как ароматно пахли обуглившиеся клубни и как было приятно, разломив их пополам, есть снежно белую сердцевину!

Однажды осенью, выкопав и собрав весь свой урожай, они договорились, что Вера останется присматривать за мешками, а мама пойдет искать машину для перевозки. Так и сделали. Мама ушла, а она осталась у шалаша.

Проходили часы. Стемнело. Наступила глубокая ночь, а мама так и не возвращалась. Вера поняла, что мама не нашла машину и осталась ночевать дома. Шалаш соседей находился очень далеко, огонек их костра был еле виден, и в случае чего она вряд ли могла докричаться до них.

Но Вера старалась не трусить. Забравшись под брезентовый полог, она вспушила сено, которое служило им постелью, и совсем уже было заснула, как услышала чьи­то шаги – медленные и тяжелые. Выглянув, она обмерла: большой медведь стоял неподалеку и громко чавкал, держа передними лапами тыкву. Шалаш был не очень прочный, и вздумай косолапый полюбопытствовать, что в нем, он обязательно сломал бы его. Но у медведя были свои дела. Часа два шаги его то приближались, то удалялись – он брал сорванные и собранные в кучу тыквы и куда­-то их уносил. Наконец он ушел совсем. Вера очень долго прислушивалась, пока не успокоилась. Медведь, по всей видимости, насытился.

Постепенно она снова стала погружаться в сонную зыбь. Запах сена пьянил, маня ее ко сну, но она не забыла поблагодарить Бога за охрану ее жизни. И вдруг в темноте она увидела свет фар подъезжающей машины. ''Картошку... кому везти картошку?''– раздался мужской голос. Вере было страшно выходить из своего убежища, но она очень хотела поскорее привезти домой эту бесценную картошку, порадовать маму. Бесстрашно шагнув из шалаша, она закричала: ''Мне, мне надо!''

Машина подъехала, и вышедший из нее шофер спросил: ''Где мешки и кто будет грузить?'' – ''Мешки вот, а грузить нам с вами, дяденька! Больше некому''. Он удивленно посмотрел на девочку подростка, которая бралась перекидать с ним за высокие борта большой грузовой машины семидесятикилограммовые мешки. ''Ну что ж, давай попробуем, дочка'', – сказал он и взялся за мешок, туго перевязанный крепкой веревкой.

Было четыре часа утра, когда около дома, где она жила с матерью, братьями и сестренкой, остановилась машина. Свет фар пробился сквозь рассохшиеся ставни, и не спавшая до сих пор мама услышала стук в калитку.

Вера стучала изо всех сил, зная, что мама плохо слышит, и опасаясь, что та может ее не услышать. ''Кто там, кто?'' – раздался знакомый тревожно задрожавший голос. ''Мама, это я, Вера!'' – ''Нет, нет, Вера на корчевке, – ответила мама, – уезжайте''. – ''Мама, мама, я привезла всю картошку, открывай скорее!'' – кричала уставшая до изнеможения Вера. И когда мама открыла ворота, у Веры уже не было сил помочь маме и шоферу перенести в дом тяжелые мешки.

Она заснула сразу, как только голова коснулась подушки. Когда утром ее разбудил голос проснувшейся маленькой Надюшки, сквозь оконные стекла она увидела густо падающий снег. К полудню всюду уже лежали сугробы.

Всю зиму мама варила им в чугунке ароматные розовые клубни. Многие их соседи по корчевке долго еще не могли вывезти с полей свой урожай. У некоторых картошка померзла. А семья Веры была спасена от голода этой, так дорого доставшейся ей картошкой.

Став матерью, Вера Петровна рассказала эту историю своему сыну, и теперь отовсюду, где бы он ни был, сын присылал ей эти необычные посылки, в которых лежала кем-­то выращенная для нее картошка. Кому и как она могла объяснить эту его прихоть? Но сын понимал мать, он никогда не смеялся над ее трепетным отношением к картошке. Просто, тепло и благодарно за ее давнее мужество он посылал ей отовсюду то, что напоминало Вере Петровне о ее детстве – пусть невыносимо тяжелом, голодном, полусиротском, но все же детстве.

Дома, распечатав посылку, Вера Петровна поставила варить в маленькой кастрюле несколько крупных картофелин. Не дождавшись, когда те доварятся, она достала одну, разрезала ее на четыре части ножом и, со слезами на глазах поблагодарив Бога, съела четвертушку...

      Любовь Бледных