Повествования Нового Завета изобилуют контрастами: двенадцать учеников, но один из них диавол; Христос на кресте — чистый и царственный, но по обеим Его сторонам — разбойники. Так и в 15-­й главе Евангелия от Луки прекрасная картина оттеняется мрачной грозовой тучей — образом старшего брата. Но подобное сочетание контрастов, без сомнения, преследует не только художественную цель.

Исследуя вопрос о грехах, мы видим, что их можно разделить на два рода: грехи плоти или страстей и грехи душевного настроения или характера. Примером грехов страстей в Новом Завете является блудный сын, а грехов характера — его старший брат.

По первому взгляду кажется, что именно младший брат — темное пятно на картине. Ведь это он погряз в грехах и опозорил себя и своих близких. Люди видят в блудном сыне соединение всего худшего в человеческом сердце и противопоставляют ему хозяйственного старшего брата. Но это суждение в корне неправильно. Худший из двух — старший брат.

Мы часто судим о грехах по их наружному виду. Мы распределяем грехи по той классификации, которая установилась в обществе. Самые грубые грехи мы ставим на первую ступень лестницы, на высших ступенях мы размещаем мелкие грехи, затем ступеньки лестницы начинают расплываться в наших очах и исчезают в пространстве, так что большая часть грехов остается неустановленной.

У нас нет весов или специальных приборов для определения тяжести и легкости грехов. Градация грехов — собственное изобретение. Возможно, что грехи, кажущиеся нам легкими, в действительности самые тяжелые. Утонченный и скрытый грех, более импонирующий нашей падшей природе, должен быть более унизительным, чем какой-либо другой. Но люди не нашли нужным до сих пор заклеймить подобные тонкие формы греха. По их мнению, грех старшего брата — это просто пустяк, минутное дурное расположение духа, о котором не стоит и вспоминать. Христос нашел, однако, нужным упомянуть о нем.

Старший брат, трудящийся, терпеливый, послушный (отдадим дань всем его достоинствам) возвращается домой после тяжелого дневного труда в поле. Много лет подряд каждый вечер плетется он, как и сегодня, домой сильно уставший, но с легким сердцем: он исполнил свой долг! Но слишком часто с окончанием дневного труда заканчивается и самообладание человека, и чувство ответственности за свой нрав. А искушение встречается нам чаще всего тогда, когда мы менее всего подготовлены к нему.

Так и в этот вечер, приближаясь к дому, он слышит веселые голоса, пение и танцы — совершенно необычные звуки в этом тихом жилище. «Твой брат возвратился, — говорит ему слуга, — и отец заколол для него упитанного тельца». Брат! Счастливая минута! Как долго они горевали о нем! Наконец молитвы семьи услышаны, и убежавший ослушник возвратился под родительский кров! Но на лице брата не видно радости, напротив, оно мрачнее тучи.

«Брат, — бормочет он сквозь зубы, — этот повеса и прожигатель жизни! И для чего они устроили пир? Никогда никто не подумал сделать этого для меня. А говорят, что добродетель вознаграждается! Я покажу им, что я думаю обо всем этом веселье. Для меня никогда не пригласили ни одного из моих сверстников, а для встречи этого бродяги из дальней страны от свиного корыта собрались все соседи!» И он разгневался и не хотел войти.

«Какой ребенок», — пожалуй, скажем мы в первую минуту. Но это более чем ребячество. Это — грозовая греховная туча, копившаяся всю жизнь под покровом добродетелей, жгла его душу: ревность, гнев, гордость, немилосердие, жестокость, самомнение, обидчивость, упрямство и множество других составных частей дурного расположения духа. И, однако, этот внутренний ад вызывает у людей только снисходительную улыбку. «Это только дурное расположение духа, — говорят они, — припадок вспыльчивости, мимолетная зыбь, набежавшее облачко». Но это облачко составлено из капель. А эти капли указывают на существование где-то в глубине души целого бушующего океана, мутного и злобного — океана все той же ревности, гнева, гордости, немилосердия, жестокости, самомнения.

Вот почему дурное расположение духа есть иллюстрация характера, открывающегося нам. Как повышенная температура говорит о скрытом недуге организма, и случайный пузырь на поверхности пруда указывает на гниение, происходящее на дне, так точно и скрытые свойства вашей души дают о себе знать помимо вашей воли. Вспышка дурного характера — это сверкнувшая молния, это проявление целой серии гнусных скрытых грехов.

То, что особенно нас поражает в изучении грехов нашего характера — это их странная совместимость с высокими нравственными качествами. Старший брат был, без сомнения, человеком самых нравственных правил. Много лет назад, когда отец разделил имущество между сыновьями, он имел полную возможность, если бы захотел, путешествовать, увидеть свет – в общем, насладиться жизнью. Но как добрый сын, он избрал жизнь в отчем доме.

Этот обветшалый дом стал его миром, а старик отец — его обществом. Старший сын был правой рукой отца, утешением и радостью его старости. Он был примером трудолюбия для слуг, образцом справедливости и бережливости для соседей, примерным молодым человеком для всего села. Поэтому еще более прискорбным и более уродливым является дурной характер в таком прекрасном человеке.

Это обстоятельство возбуждает в нас странные сомнения в истинной ценности того, что носит имя добродетели. И как жалко, что у нас нет мерила для истинной оценки людей, являющихся образцами всех добродетелей.

Известно, что добродетели могут быть действительными или только кажущимися, так же как и пороки могут быть явными или скрытыми: некоторые люди не сходят с прямого пути только из трусости. У них, как говорится, нет достаточно силы воли, чтобы решиться на то или другое преступление, выйти из колеи, порвать с обществом, навлечь на себя всякие беды. Таким образом даже весьма порочные внутри люди сохраняют наружную нравственность.

И, наоборот, среди блудных сыновей часто встречаются характеры чудной красоты. Без всякого сомнения, многим из нас приятнее было бы встретиться с блудным сыном и провести час-другой с ним, чем с его безупречным братом. Нас иногда поражает та нежность, благородство характера, доброта и мягкость, какие встречаются у людей, признанных общественным мнением безнадежно падшими. Есть люди, считающие за норму напиться до пьяна, но которые никогда не позволят себе неблагородного поступка или оскорбления ближнего словом. «Истинно говорю вам, — сказал Христос священникам, — мытари и блудницы вперед вас идут в Царство Божие» (Мф. 21:31).

Есть два вида грехов, но не все подвержены обоим, и этим фактом объясняется совместимость добродетельной жизни с дурным характером. Не может быть, чтобы гнездилось так много дурного в человеке, в котором замечаем столько хорошего — говорят обычно. Как часто слышим мы в защиту сварливых людей, что они — воплощенная кротость, если их узнать поближе. То же самое говорят и о вспыльчивых: в нормальном состоянии они будто бы образец мягкости и деликатности.

Мы прощаем человеку недостатки характера на том основании, что, в общем, он не такой уж плохой, как о нем говорят. Одним словом, мы довольствуемся тем, чтобы люди были до известной степени хорошими.

Муха, попавшая в тарелку, мала, но лучше, если ее там не будет. Дурной характер — это грех добродетельных людей. Притча Христова о старшем брате относится к добродетельным людям. Она призывает сделать «хороших» лучшими.

Генри Друммонд

(Окончание в сл. номере)