Как-то маму отправили поздравить с юбилеем от имени цеха бывшую коллегу, которая давно вышла на пенсию. Поскольку меня не было с кем оставить, пришлось идти с мамой. Бабушке той было лет 80 наверное. В буфете у нее стоял чудесный фарфоровый сервиз с маленькими анютиными глазками для гостей, как полагается.

Хозяйка решила напоить нас чаем, и я, пока крутилась рядом, пытаясь помогать, разбила одну из этих чашек.

Моя мама дала мне оплеуху и стала кричать на меня. Я – в слезы.

Бабушка нежно взяла меня за плечо, отвела от мамы, а с мамой отошла в другой конец комнаты и стала тихо ей говорить. Наверное она хотела, чтобы я не слышала. Но я вся превратилась в слух, а бабушка наставляла тихо мою маму, говоря ей: «Криком ты делу не поможешь, а ребенка от себя отдалишь. Что тут страшного? А если бы чашку ты разбила, мне тоже надо было на тебя накричать?»

Мама смутилась и промолчала. Старушка продолжала: «Крашеный кусок стекла не стоит ни слез ребенка, ни твоих нервов. Подумаешь, был сервиз на шесть человек, а стал на пять. Да ко мне в жизни больше троих не придут. А даже если придут, что, из обычных чашек не попьют?»

Потом она пригласила нас пить чай и, как ни в чём не бывало, достала новую чашку и налила чаю.

А когда мы собрались домой, бабушка завернула в газету оставшееся без пары блюдце и протянула мне: «Это вам на память о встрече», – сказала она.

Сейчас я не помню, как ее звали, но этот урок запомнился и мне, и маме на всю жизнь. Хотя, конечно, она мне в этом не признавалась.

Её уже нет в живых, а блюдце стоит у меня в квартире. И когда мои дети шалят, взгляд падает на тонкий стебелек анютиных глазок, и уже не хочется ни кричать, ни брать в руки ремень, и я всегда стараюсь искать другие пути разрешения конфликтов.