Отступая, немцы захватывали и уводили с собой — пешком и на повозках — множество мирных жителей. Увели и мою маму с Сашей на руках, с маленькими племянницами Ларисой и Галей. Маму хотели угнать в Германию, но не стали, видя, что она с тремя малышами.

Мама чем-то поранила пальцы, и у нее началась флегмона, гнойное воспаление. Болезнь была опасная — ей могли отнять пальцы, руку, и она могла даже умереть. У нее поднималась температура, и она уже теряла сознание.

В то время ее и троих деток, жавшихся к ней, заметил некий человек, точно посланный Богом. Это был немецкий профессор, доктор фон Рик. Высокого роста, широкоплечий, красивый, он остановился около нашей мамы и с грустью, и с состраданием посмотрел на нее и на деток. Взгляд его упал на ее руку. Он осмотрел ее и велел немедленно пойти на операцию.

— Следуйте за мной в операционную, — сказал он. — Промедление грозит смертью.

Это происходило где-то в лесу. Она помнит только, что лежала на операционном столе в каком-то подвальном помещении, может быть, в землянке.

Профессор вскрыл воспаленные пальцы и очистил их от гноя. Медицинская сестра накладывала на пальцы повязки, а доктор говорил о том, что больной после операции требуется постельный режим и усиленное питание.

Он дал маме для восстановления сил горсть леденцов-таблеток.

— Спасибо, доктор, — слабым голосом поблагодарила она. — Если можно, я отнесу это деткам...

— Нет, нет, это вам! — возразил профессор.

— Спасибо, доктор. Только я лучше деткам...

Доктор удивленно посмотрел на нее. Ведь ей после операции нужно было поддержать свой организм. Еще больше поразило его то, что она отказалась лежать и сразу с операционного стола заторопилась к детям.

— Куда вы? Вам пока нельзя, опасно, — говорил он, видя, как она, встав, чуть не упала. — Впрочем, — добавил он тихо и печально, — как хотите... Я вас понимаю: дети. У меня на фронте погиб... сын...

Он отвернулся.

Мама, постояв несколько минут, тихо вышла, сопровождаемая медсестрой.

Она увидела одиноко стоявшего Сашеньку, ожидавшего ее.

— Мамочка! — обрадовался он, обхватил ее и прижался лицом к ней. — Я так боялся за тебя... Я бы ждал тебя здесь всегда, всю жизнь...

Так Бог спас маму через доброго человека.

Белые шрамы вдоль пальцев остались у нее на всю жизнь.

Леонид Нечаев